Уважаемые преподаватели, аспиранты и соискатели, а также бывшие коллеги, которые волею судеб временно отлучены от кафедры, но обязательно на нее вернутся!
Начинаю как обычно с главного. Все мы получили служебную записку от 29 мая 2024 г.:
Итак, кто в итоге отвечает за мотоспорт? Кто за вышивку? По любому поводу и без повода на кафедре создаются чаты в ВотсАпе и Телеграме, а тут какая-то подозрительная тишина… Допускаю, что это недоработка Евгении Сергеевны, но, думаю, когда-то уже нужно перестать на нее возлагать все возможные и невозможные обязанности. Прошу к очередному заседанию подготовиться надлежащим образом и продемонстрировать наконец коллегам, что такое орловский спис, кэндлвик, крестецкая строчка и орьнек.
Еще одна важная новость – наши коллеги с уголовного процесса демонстрируют последовательность в правоприменительной практике, которая не может не восхищать. Все мы с вами помним печальную судьбу стула, которым Кокорин и Мамаев причинили вред одному московскому жителю. Казалось, что это аномалия – уничтожать ресторанный стул как орудие преступления. Но нет! «В Петербурге устоял приговор iPhone в розовом чехле. Его казнят за ягодицы на фоне Исаакия». Как все-таки прекрасно, что ни в гражданском, ни в арбитражном процессе подобные вопросы не разрешаются. Думаю, к следующему заседанию наверняка будет новый казус (типа «в Эрмитаже вандал сорвал со стены картину Леонардо и проломил ею череп случайному посетителю – суд постановил, что картина будет уничтожена»). Хотя я бы и на этом не останавливался: почему бы не уничтожать не только материальный носитель, но и программное обеспечение, при помощи которого совершено противоправное деяние? В примере с Айфоном вполне можно было обязать Эппл раз и навсегда удалить фотопрограмму из АпСтор (и вообще со всех серверов компании).
Кстати, уголовное судопроизводство – это просто кладезь премудростей, из которой нам не грех черпать новые идеи. Например, вопрос о доказывании отрицательных фактов там уже давным-давно дело решеное:
Порадовали и законодатели – всегда приятно, когда принятие нового закона сопровождается развернутой аргументацией разработчиков. Этакая транспарентность (да простят меня те из коллег, которые использовали это слово не в суе) законодательного процесса! Вот читаю я пояснительную записку к ФЗ о внесении изменений в Семейный кодекс РФ, и выясняется, что неожиданным образом она касается одного из базовых институтов доказывания:
«В развитие конституционных принципов поддержки, укрепления и защиты семьи, сохранения традиционных семейных ценностей (пункт «в» части 1 статьи 114 Конституции Российской Федерации) законопроект предусматривает включение в перечень принципов семейно-правового регулирования такого принципа, как принцип презумпции добросовестности осуществления родителями родительских прав, который определяет правовые основы взаимоотношений государства и семьи. Введение этого принципа в Семейный кодекс будет означать, что действия родителей (или иных лиц, на попечении которых находится ребенок), считаются добросовестными (соответствующими правам и законными интересам ребенка), если иное не будет установлено вступившим в законную силу решением, принятым в порядке гражданского, административного или уголовного судопроизводства (пункт 3 статьи 1 Семейного кодекса в редакции законопроекта). Отрицание необходимости соблюдения этого принципа применительно к регулированию семейных отношений означало бы, что все родители (или иные лица, на попечении которых находятся дети) действуют в отношении своих детей недобросовестно и неразумно» (https://sozd.duma.gov.ru/bill/157281-8).
А ведь это гениально! Почему мы, преподаватели, не додумались до этого раньше? Если не закреплена презумпция добросовестности преподавателя, то все они действуют в отношении студентов … «недобросовестно и неразумно»! Надо срочно инициировать принятие поправок в наш специальный закон. Ну, и, видимо, по этой логике нужно схожим образом скорректировать законы, касающиеся иной профессиональной деятельности: нет ничего хорошего, если считать, что презюмируется недобросовестность и неразумность взрывника, генерала, депутата, кондуктора, крупносортщика, минометчика, монтажника, обувщика, смазчика, стрелочника, торфореза и др.
Теперь раздел, который защитившиеся коллеги могут пропустить.
Ну, а те, у кого сладостные моменты публичной защиты еще впереди, наверняка уже думают над предстоящей рассылкой автореферата. Казалось бы, вопрос это сугубо технический. Однако тут возникает один довольно деликатный момент – написание некой дарственной надписи (рассылку автореферата без надписи я считаю неприличной – все же не какому-то абстрактному дяде Васе посылаете, а признанному корифею!).
Конечно, есть самый простой вариант:
Если корифей, которому надо отправить, случайно еще и Ваш друг, то задача тоже не самая сложная:
Если корифей так себе, то можно написать что-то банальное:
Но как быть, если этот корифей работает на нашей кафедре, да еще и рецензировал Вашу работу? Этот случай уже посерьезнее:
А если корифей вызывает искреннее восхищение? Считаю, что не следует сдерживать себя:
Нестандартная ситуация: что если сам корифей скоро выходит на защиту докторской? Ничего страшного:
Если Вы уже ранее посещали заседания учебно-методической группы и считаете, что от них есть хоть какой-то толк, то не грех об этом прямо написать:
Если корифей не просто Ваш знакомый, но и понимает шутки, то можно написать что-нибудь оригинальное:
Если корифей ранее сам имел неосторожность подарить Вам свой автореферат, то вполне допустимо ему об этом напомнить и заодно похвалить себя:
Если вдруг корифей-оппонент изначально просил только электронную версию, то уже после защиты можно вручить ему бумажный экземпляр с соответствующей надписью:
Наконец, не стоит сдерживать себя, когда корифей является одновременно и Вашим научным руководителем:
Далее хотел бы перейти уже к более научной части. Любой исследователь цивилистического процесса постоянно пребывает в размышлениях, анализируя и сравнивания те или иные правовые явления. Этот навык оттачивается годами, десятилетиями даже. Но не каждый аспирант и молодой преподаватель понимает, насколько универсальна подобная деятельность. Для иллюстрации предлагаю отыскать сходства и отличия заседания учебно-методической группы и ставшей известной некоторое время назад полуголой вечеринки.
Итак, что объединяет эти явления? Тут все довольно просто:
- на заседания учебно-методической группы и полуголую вечеринку участники приходят всегда добровольно – никаких пороков воли (насилия, обмана, заблуждения) здесь нет и быть не может [1];
- к заседанию учебно-методической группы и участию в полуголой вечеринке участники серьезно готовятся (понятно, что содержательно такая подготовка несколько отличается: в первом случае штудируются работы классиков и продумывается собственная аргументация, во втором же деятельность немного попроще);
- на заседании учебно-методической группы и полуголой вечеринке участники искренне интересуются друг другом (хотя и здесь тоже есть некоторое отличие: в первом случае интерес носит сугубо интеллектуальный характер);
- заседание учебно-методической группы и полуголая вечеринка – растянутые во времени мероприятия (участник группы, конечно, может по уважительной причине уйти до 24-00, но это должна быть действительно уважительная причина, а не банальная ссылка на то, что завтра нужно с утра на работу идти / в сад ехать поливать помидоры / детей в школу везти / собаку выгуливать);
- на заседании учебно-методической группы и полуголой вечеринке участникам не возбраняется употребление алкоголя (впрочем, цели такого употребления абсолютно разные: в первом случае исключительно для стимуляции мозговой активности, во втором же, наоборот, чтобы отключить работу некоторых мозговых центров).
[1] Из этого логически следует, что участник учебно-методической группы не может в дальнейшем ссылаться на то, что «вошел не в ту дверь».
Теперь зададимся иным вопросом: а чем эти явления, собственно говоря, отличаются? И здесь тоже можно кое-что обнаружить:
- в заведениях, в которых проводятся учебно-методическая группа и полуголая вечеринка, по-разному относятся к требованиям действующих СанПиНов: в первом случае указанные правила строго соблюдаются, во втором же надзорные органы вынуждены констатировать нарушение санитарно-эпидемиологических требований к организации питания населения в специально оборудованных местах;
- участие в заседании учебно-методической группы и в полуголой вечеринке имеет разный общественный резонанс: факт проведения нашего скромного околонаучного мероприятия практически никак не отзывается в общественном сознании, напротив, второе мероприятие вызывает бурное осуждение (в том числе со стороны таких известных личностей как Александр Шолохов, Дмитрий Гусев и Вахтанг Кипшидзе);
- участие в заседании учебно-методической группы и в полуголой вечеринке влечет разные последствия: в первом случае все участники с радостью вспоминают и охотно делятся с коллегами новыми идеями, во втором же людей охватывает горечь, желание извиниться, стремление изменить свой образ, сделав его печальным, а в некоторых случаях – даже возникает тяга посетить такие места, куда добровольно готовы ехать далеко не все;
- наконец, есть еще один критерий для сравнения – психоэмоциональное состояние: участники заседания учебно-методической группы в отличие от лиц, попавших на полуголую вечеринку, спят спокойно (и не ожидают предъявления миллиардных исков).
Впрочем, достаточно отступлений. Теперь сформулирую несколько вопросов для обсуждения на ближайшем заседании.
1. Допустим ли направленный к зачету встречный иск ответчика-должника к истцу - новому кредитору в случае, когда должник изначально имел право на зачет против требования первоначального кредитора? Поясню: речь здесь идет о механизме защиты должника от исковых притязаний нового кредитора. Может ли быть реализовано существовавшее у должника право на зачет против требования первоначального кредитора именно посредством предъявления встречного иска к новому кредитору? Допустимо ли конструирование самостоятельного искового притязания без какой-либо сделки по переводу долга из обязательства, на котором основаны встречные требования? Если уж совсем упростить, то способно ли право на зачет «эволюционировать» в исковое притязание к новому кредитору? Если кто-то подумал, что я как обычно нафантазировал некую абстрактную фабулу, то нет – это навеяно выводами, содержащимися в определении Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 17 августа 2023 г. № 305-ЭС23-8661. Короче, предлагаю порассуждать над тем, как в процессуальных правоотношениях должна реализовываться известная всем общая частноправовая идея о том, что сама по себе цессия не должна лишать должника тех правовых инструментов, которые имелись у него до того, как состоялся переход права требования к цессионарию.
2. Должна ли допускаться в арбитражном процессе процессуально-материальная конверсия (преобразование)? Подозреваю, что не все процессуалисты знают, что такое конверсия с точки зрения цивилистической, поэтому для надлежащей подготовки отсылаю к статье А.В. Егорова (Егоров А.В. Преобразование (конверсия) сделки: насущная потребность оборота // Гражданское право: современные проблемы науки, законодательства, практики: Сб. статей к юбилею доктора юридических наук, профессора Евгения Алексеевича Суханова. М., 2018. С. 193 – 247). Итак, если допустима чисто отраслевая конверсия, то что мешает аналогичный по своей сути механизм использовать и для межотраслевого преобразования? Чтобы оживить дискуссию, предлагаю несколько примеров:
а) следует ли допускать преобразование предъявленного иска о расторжении договора в односторонний отказ от договора? ( - истцом предъявлены требования о расторжении договора и взыскании уплаченного аванса; - суду очевидно, что основанием прекращения договорного правоотношения должно быть не судебное расторжение договора, а внесудебный односторонний отказ от договора; - учитывая волю истца, суд, констатируя заблуждение истца относительно основания прекращения договорного правоотношения, преобразует исковое притязание о расторжении в односторонний отказ от договора и в итоге в иске о расторжении договора отказывает, но при этом взыскивает неосновательное обогащение)
б) может ли суд вместо заявленного требования о взыскании астрента в итоге рассмотреть вопрос о наложении публичного штрафа за неисполнение решения?
в) допустимо ли наделять суд полномочием переквалифицировать встречный иск, направленный к зачету, в собственно сам гражданско-правовой зачет? (здесь можно вернуться к первому вопросу: если существовавшее у должника право на зачет против требования первоначального кредитора не может быть реализовано посредством предъявления встречного иска к новому кредитору, то следует ли допускать конверсию встречного иска, направленного к зачету, в классический гражданско-правовой зачет?)
3. Наконец, несколько вопросов по банкротной тематике (меня постоянно упрекают в том, что я ухожу от действительно сложных вопросов, а они сейчас все там, в производстве о несостоятельности – упреки действительно обоснованны, мои знания в банкротстве до сих пор базируются на Законе РФ от 19 ноября 1992 г. № 3929-1 "О несостоятельности (банкротстве) предприятий").
Здесь я решил обратиться к проблематике вступившего в законную силу судебного акта банкротного суда.
3.1. Влечет ли отказ кредитора от заявленного в деле о банкротстве требования к должнику те же правовые последствия, что и отказ истца от требования к ответчику в общеисковом производстве? Речь идет о допустимости предъявления в общеисковом порядке тождественного иска в случаях, когда конкурсная процедура не завершилась ликвидацией должника.
3.2. Какое правовое значение должны иметь судебные акты банкротного суда о привлечении либо об отказе в привлечении к субсидиарной ответственности контролирующего должника лица для последующего судебного производства о привлечении к субсидиарной ответственности контролирующего должника лица в общеисковом порядке?
3.3. Должна ли приниматься во внимание законная сила судебных актов банкротного суда о признании сделки недействительной в случае, когда по окончании банкротной процедуры без ликвидации должника оспаривается эта же сделка и при этом факты-основания для оспаривания полностью или в части совпадают?
3.4. Следует ли при рассмотрении гражданского иска в уголовном деле каким-либо образом учитывать судебные акты банкротного суда об установлении размера требований?
Ну, и как вишенка на торте задача повышенной сложности. Пунктом 28 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 22 июня 2012 г. № 35 "О некоторых процессуальных вопросах, связанных с рассмотрением дел о банкротстве" предусмотрено следующее:
«28. Согласно абзацу третьему пункта 1 статьи 63 Закона о банкротстве с даты вынесения арбитражным судом определения о введении наблюдения наступает следующее последствие: по ходатайству кредитора приостанавливается производство по делам, связанным с взысканием с должника денежных средств, и кредитор в этом случае вправе предъявить свои требования к должнику в порядке, установленном данным Законом.
По этой причине, если исковое заявление о взыскании с должника долга по денежным обязательствам или обязательным платежам, за исключением текущих платежей, было подано до даты введения наблюдения, то в ходе процедур наблюдения, финансового оздоровления и внешнего управления право выбора принадлежит истцу: либо по его ходатайству суд, рассматривающий его иск, приостанавливает производство по делу на основании части 2 статьи 143 АПК РФ, либо в отсутствие такого ходатайства этот суд продолжает рассмотрение дела в общем порядке; при этом в силу запрета на осуществление по подобным требованиям исполнительного производства в процедурах наблюдения, финансового оздоровления и внешнего управления (абзац четвертый пункта 1 статьи 63, абзац пятый пункта 1 статьи 81 и абзац второй пункта 2 статьи 95 Закона о банкротстве) исполнительный лист в ходе упомянутых процедур по такому делу не выдается. Суд не вправе приостановить по названному основанию производство по делу по своей инициативе или по ходатайству ответчика».
Какие предпосылки подтолкнули Пленум Высшего Арбитражного Суда РФ сформулировать правило о наличии у истца права выбора?
Рекомендация написана, конечно, довольно коряво (чего стоит только выражение «суд, рассматривающий его иск»!), да и с легальным обоснованием как-то не очень… Но я предлагаю не придираться к юридической технике и вообще не привязываться к закону – меня интересует сущностное обоснование такого правомочия (тем более что ни инициатива суда, ни ходатайство ответчика о приостановлении производства по делу здесь, по мнению Пленума, учитываться не должны).
И последнее: а можно ли принципиально допустить случаи рассмотрения предъявленных до возбуждения банкротной процедуры в рамках общеискового производства материально-правовых требований, когда в процессе их рассмотрения (например, в суде первой инстанции) ответчик признан несостоятельным? Или же абсолютно всегда следует оставлять исковое заявление без рассмотрения? Если все же допускать рассмотрение дела в общеисковой процедуре, то что за обстоятельства будут выступать основанием для игнорирования императивных положений об оставлении заявления без рассмотрения и должен ли и здесь применяться механизм обязательного учета волеизъявления истца?
Итак, очередное заседание группы состоится во вторник (это не опечатка!) 9 июля 2024 г. в 19:00 (скорее всего, в «Гротт Баре», что расположен в здании на пр. Ленина, 49). Как обычно, чтобы понять, насколько соответствует имеющееся там помещение количеству участников, прошу не позднее 2 июля подтвердить свое участие в работе группы посредством короткого сообщения на мою электронную почту abushenko73@mail.ru либо в мессенджер ВотсАп (не в кафедральном чате, не лаборанту, не близко знакомому коллеге, а лично мне).
Бывший руководитель учебно-методической группы по арбитражному процессу
Д. Б. Абушенко